Кэрол Эмшвиллер. Я живу с тобой, и ты не знаешь об этом
Я живу в твоем доме. И ты не знаешь об этом. Я ем твою еду. Ты удивляешься, куда она исчезает, куда пропадают твои очки и карандаши, что случилось с твоей лучшей блузкой (у тебя тот же размер одежды, что и у меня, поэтому я здесь) и каким образом твои ключи попадают на прикроватный столик вместо тумбочки в прихожей, на которую ты всегда кладешь их. Ведь ты так аккуратна…
Я складываю грязные тарелки в раковину. Валяюсь на твоей кровати, пока ты на работе, и оставляю постель в беспорядке. Ты каждый раз думаешь, что не могла не заправить ее с утра, и ты действительно всегда ее заправляешь.
Я увидела тебя впервые, когда ютилась в книжном магазине. К тому времени я уже устала жить там, где не было никакой еды, кроме булочек в буфете. Несмотря на это, мне нравилось тогда мое житье: книги, музыка… я ничего не краду. Куда бы я отнесла то, что мне приглянулось? Не крала я и раньше, даже когда жила в универмаге. Я ушла оттуда в своей старой одежде, хотя по ночам часто надевала новые вещи, которые висели на вешалках. Когда я уходила в своем тряпье, то заметила, что персонал с облегчением смотрит вслед такому неопрятному посетителю. Они удивлялись, как я в таком виде вообще смогла попасть в магазин. Честно говоря, меня заметил только один человек. Меня вообще трудно заметить.
А потом я увидела в книжном магазине тебя: ты носишь тот же размер, что и я, и даже внешне мы похожи. И ты так же незаметна, как и я. Тебя никто не видит, как никто никогда не видит меня.
Я отправилась к тебе домой — в милый домик на краю города. Если бы я носила твою одежду, я могла бы выходить из дому, и любой подумал бы, что я — это ты. Я размышляла над тем, как попасть в дом. Думала, что придется влезть через окно глубокой ночью.
Но все оказалось куда проще. Окно не понадобилось. Я вошла в дверь следом за тобой, слегка пригнувшись и стараясь двигаться бесшумно. Ты ничего не заметила.
Ну вот я и внутри! Я прячусь в стенном шкафу.
У тебя есть кот. Иначе и быть не могло. На твоем месте я бы тоже держала кота.
Первые несколько дней проходят чудесно. Твоя одежда мне нравится. Я нравлюсь твоему коту, похоже, больше, чем ты. Я сразу же нахожу себе местечко на чердаке. Здесь достаточно места, но я по привычке чуть горблюсь. Впрочем, как и ты.
Чердак узкий и длинный, с маленькими окошками по бокам. В одно из них видно верхушку дерева. Мне кажется, это яблоня. Если бы сейчас стояла осень, наверное, можно было бы дотянуться из окна до ветки и сорвать яблоко. Я унесла на чердак твое стеганое одеяло. Ты выглядела озадаченной, после того как из гостиной исчез коврик. Я рассмеялась, когда ты сменила замки, и тотчас же забрала фотографию с каминной полки. Фото твоей матушки, надо полагать. Мне хотелось, чтобы ты обратила внимание на то, что фотография исчезла, но ты так и не заметила.
Я забрала наверх скамеечку для ног. Унесла, одну за другой, четыре подушки. Я беру журналы прямо из почтового ящика, не дав тебе возможности прочитать их.
Что я делаю весь день? Все, что хочу: танцую, пою, слушаю радио, смотрю телевизор.
Когда ты дома, я спускаюсь вечером в холл и наблюдаю, как ты смотришь телевизор в гостиной.
Я мою голову твоим шампунем. Однажды, когда ты пришла домой раньше обычного, я еще мылась в душе. Пришлось спрятаться в стенном шкафу, среди простыней. Я смотрела, как ты с удивлением находишь в ванной мокрое полотенце и разлитый шампунь.
Ты беспокоишься и думаешь: «Я слышала странные звуки всю неделю». Ты считаешь, что находишься в опасности, хотя изо всех сил стараешься отогнать эту навязчивую мысль. Ты говоришь себе, что это кот, но в глубине души знаешь, что кот здесь ни при чем.
Ты привинчиваешь задвижку на дверь спальни, чтобы запираться изнутри.
Недавно я оставила на диване открытую книгу и подушку с отпечатком головы. Даже выдернула несколько седых волос и положила их на подушку. Не убрала с кухонного стола бокал с недопитым вином и остатки пиццы (я сама заказала ее и оплатила мелочью из твоей копилки, хотя я знаю, где ты хранишь сбережения покрупнее). Бросила твои трусики, которые я носила, на пол в ванной, грязные носки — под кровать, а бюстгальтер закинула на вешалку для полотенец.
Я перевела все часы в доме на пятнадцать минут назад, а твой будильник поставила на четыре утра. Спрятала твои очки для чтения. Отрезала от кофт все пуговицы и положила их в копилку вместо монет. А монеты сунула в коробку для пуговиц.
Обычно я стараюсь не шуметь по ночам, но я так устала от твоей маленькой серой жизни! В книжном магазине каждый день происходило что-то интересное. Ты же все время смотришь одни и те же передачи. Ходишь на работу. Зарабатываешь достаточно много денег (я просматриваю банковские счета), но на что ты можешь их потратить? Я хочу превратить твою жизнь в нечто более достойное моего наблюдения.
Я начинаю на своем чердачке стучать, топать, тяжело вздыхать и подвывать (в любом случае мне уже давно хочется выть от такой скучной жизни). Может быть, мне удастся найти тебе мужчину.
Я куплю тебе новую одежду и выкину всю старую, так что тебе придется носить то, что выбрала я. Новые вещи будут красными и оранжевыми, в полоску и горошек. Когда я займусь тобой, ты станешь настоящей… ну или хотя бы чуть менее скучной. Люди начнут замечать тебя.
Теперь ты вздыхаешь точно так же, как и я, и думаешь: «Этого не может быть. Что это за странные звуки на чердаке? Я ни за что не пойду туда одна, но кого попросить сходить на чердак вместе со мной?» (Насколько я знаю, у тебя нет друзей. В этом мы похожи.)
В понедельник ты уходишь на работу в ворсистом зеленом свитере и красных кожаных брюках. Ты потратила кучу времени, чтобы найти в своем гардеробе одежду без полосок, крупных цветов или горошин.
Я смотрю на тебя из окна кухни. Разогреваю недопитый тобой кофе. Делаю гренки и расходую все масло. А ты думаешь, что масла должно хватит еще на несколько дней.
Ты едва не обнаружила меня, когда я однажды вернулась домой с покупками чуть позднее, чем обычно. Пришлось прятаться за шторой. Мои ноги были видны снизу, но ты не заметила.
Однажды ты увидела, как я пряталась в шкаф, но не осмелилась открыть его, поспешила подняться в спальню и запереть дверь. В тот вечер ты больше не спускалась в гостиную и осталась без ужина. А я всю ночь смотрела телевизор. Любые программы, какие только захочу.
Я поставила на твою дверь еще одну задвижку, но снаружи. На всякий случай. Она привинчена довольно высоко, ты вряд ли заметишь. Думаю, задвижка мне пригодится.
(Кружевное белье, порножурналы, улитки и копченые устрицы. Ни я, ни ты их не любим. Но все, что я покупаю на твои деньги, я покупаю для тебя. Я ничего не краду.)
Как можно встречать Рождество в полном одиночестве? Ты слишком одинока для нас обеих. Ты заворачиваешь пустые коробки в красивую бумагу, пытаясь изобразить рождественские подарки и создать атмосферу праздника. Покупаешь маленькую ель. Она искусственная и продается в комплекте с гирляндами. Огоньки зажигаются и гаснут по очереди. Мы с Кошкой спускаемся в гостиную, чтобы подремать возле них.
Довольно. Я хочу найти тебе мужчину. Я просмотрела брачные объявления, написала письма кандидатам, но по пути на почту вдруг кое-кого увидела. Он прихрамывает и раскачивается из стороны в сторону. (Мне кажется, это воспаление седалищного нерва или артрит.) Ему давно пора постричься и побриться. На нем старый клетчатый пиджак и брюки с оттянутыми коленями. У этого человека вид деревенского простофили. Никто сейчас не носит такие пиджаки в клетку.
Я иду рядом с ним. Смотрю, как он заходит в маленькую квартирку над гаражом. Это недалеко от нашего дома.
Наверняка в его квартире всего одна комната. Я ни за что не смогу пробраться туда незамеченной.
Он старше тебя и похож на родственника из провинции, этакого деревенского дядюшку. Подойдет ли он для той роли, которую я ему приготовила?
На следующий день я слежу за ним в продуктовом магазине. Как и мы, он покупает стандартный для одиноких людей набор продуктов: два яблока, помидор, печенье, овсяные хлопья. Набор бедняка. Я встаю за ним в очередь к кассе. Намеренно толкаю его, когда он расплачивается, и заглядываю в его бумажник. Там ровно столько денег, сколько необходимо, чтобы оплатить покупку. У него нет ни гроша, если не считать копеечной сдачи. Я даже готова дать ему немного денег, если вдруг не хватит.
Он такой уродливый, хромой… Идеально.
Незачем идти к нему домой, но мне хочется. Это важно. Мне необходимо выяснить, кто он такой.
Я открываю его замок с помощью нашей кредитки.
Ну и бардак! За ним должен приглядывать кто-то вроде нас. Его кровать завалена одеялами. Комната плохо отапливается. В ванной вместо двери — занавеска. Там нет ни ванны, ни душа. Я открываю краны: из горячего течет холодная вода, из холодного — тоже. На кухне имеется только старая плита. Холодильника нет. На окнах нет занавесок. Я могла бы вскарабкаться к окну и наблюдать за ним снаружи.
Здесь нет никаких фотографий из путешествий. Ни одной фотографии родственников. Ничто здесь не напоминает о друзьях, как и в нашем доме. Вы созданы друг для друга.
Может, показать ему, что я была здесь? В этот раз мне не хочется дурачиться. К тому же в квартире такой беспорядок, что он вряд ли заметит.
Холодно. Я не снимаю пальто. Делаю себе чашку чая (без лимона и молока, конечно, — их здесь нет). Сажусь в его единственное кресло дурацкой зеленой расцветки. Вся мебель этого типа как будто подобрана на помойке, а прикроватная тумбочка напоминает ящик для фруктов. Прихлебывая чай, я просматриваю его журналы. Похоже, они уже побывали в чьем-то мусорном ведре. Я дрожу от холода. (Неудивительно, что его нет дома. И теперь понятно, почему он не бреется. Ведь каждый раз приходится греть воду на плите.)
Ему нужна кошка. Нужен кто-то, кто спал бы на его груди, согревая его, как твой кот согревает меня.
У меня с собой наши покупки из продуктового магазина. Я кладу два апельсина и пышку на тарелку рядом с плитой, оставляю немного денег, записку с нашим адресом и следующим текстом: «Приходите на Рождество. В два часа. На мне будут красные кожаные брюки. Ваша соседка Нора». Но кто именно из нас наденет красные брюки, я еще не решила.
Я прибираюсь немного, но так, чтобы он заметил, если он наблюдателен. Впрочем, люди видят только грязь и никогда не замечают, что она убрана.
По пути домой я встречаю тебя. Ты идешь и смотришь прямо на меня. На мне твой зеленый свитер и черные брюки. Мы смотрим друг на друга, твои карие глаза встречаются с моими… Единственное наше отличие в том, что твои волосы убраны назад, а мои распущены и падают на лицо. Ты проходишь мимо, и я оборачиваюсь. Ты — нет. Я посмеиваюсь над тем, что тебе приходится надевать эти красные брюки с блузкой в черную и белую полоску.
Он слишком робок и не уверен в себе, чтобы прийти. Он стесняется хромать на людях и стыдится своей бедности. Хотя если его напугало мое вторжение в его жилище, то он придет. Наверняка он захочет узнать, кто такая Нора и настоящий ли адрес указан в записке. Предлогом станет благодарность за деньги и угощение. Возможно, он даже захочет их вернуть. А вдруг он один из тех богачей, которые только притворяются бедняками? Эх, нужно было мне поискать у него деньги или банковские счета! Займусь этим в следующий раз.
Звонят в дверь. Кто еще может быть, кроме него?
Ты открываешь.
— Вы Нора?
— Да.
— Я хотел бы поблагодарить вас.
Я знала. Я предполагала, что он захочет вернуть деньги, с надеждой на угощение.
— Но я хотел бы вернуть ваши деньги. Это было очень мило с вашей стороны, но они мне не нужны.
Ты не знаешь, что ответить. Ты подозреваешь, что все это устроила я. Что я опять усложнила тебе жизнь. Ты не знаешь, что делать. Он выглядит безобидным, но это невозможно знать заранее. Тебе хочется поквитаться со мной. Ведь ты считаешь, что если он опасен для тебя, то он опасен и для нас обеих. Поэтому ты приглашаешь его войти. Прихрамывая, он перемещается в твою гостиную. Ты усаживаешь его, предлагаешь чай. Тянешь время.
У него в руке все еще зажаты деньги. Он кладет их на журнальный столик.
Ты не знаешь, твои ли это деньги и как они попали к нему.
— Нет, нет, я не могу их принять… Где вы их взяли?
— Я нашел деньги у себя в комнате вместе с запиской от вас. Там был ваш адрес. Вы пригласили меня на Рождество.
Ты гадаешь, что нужно сделать, чтобы досадить мне. Пригласить его на ужин? Маловероятно. Ведь ты приготовила ужин только для себя и знаешь, что я знаю об этом.
— Кто-то подшутил надо мной. Как насчет чая?
Тебе нужно как-то помочь, поэтому я толкаю тебя в холле, когда ты несешь поднос с чашками в гостиную. Все падает и разбивается. Это плохо. Ведь ты достала лучшие свои фарфоровые чашки, несмотря на то что этот мужчина выглядит не слишком привлекательно.
Конечно, он вскакивает и, прихрамывая, спешит на помощь. Ты говоришь, что сейчас принесешь еще. Он просит тебя не беспокоиться. Вы вместе идете на кухню. Я иду за вами. Крадучись, скользящей походкой. Кот идет следом. Вы оба носите очки с толстыми стеклами. Я надеюсь, что вы меня не заметите, и прячусь под стол. Он кладет осколки чашек на стол. Ты достаешь еще две.
— Они слишком хорошие, — говорит он.
— Они достались мне от матери.
— Не нужно доставать розентальский фарфор только ради меня.
Кот запрыгивает на стол, и ты прогоняешь его. Неудивительно, что ко мне он привязан больше, чем к тебе. Я всегда разрешаю ему ходить там, где вздумается, и даже по столу.
Ты смотришь на нашего мужчину — изучаешь его крючковатый нос. Сейчас ты обнаружила то, что ни я, ни ты не замечали раньше: кольцо с большим камнем. Похоже на кольцо с эмблемой какого-то университета. Ты постепенно меняешь своем мнение об этом человеке, так же как и я.
Он слишком хорош для тебя. Возможно, он больше подходит мне…
Мы все втроем очень похожи. Когда ты утром выходишь из дому, ты прежде проверяешь, нет ли за дверью кого-то, кому придется говорить «доброе утро».
Но сейчас вы разговариваете. Ты думаешь. Ты спрашиваешь. Ты интересуешься. Ты смотришь на свою полосатую блузку и жалеешь, что сейчас не можешь надеть привычную одежду. Я сижу под столом в твоей коричневой блузке с бледным узором в виде опавших листьев. Выгляжу как старая сморщенная сумка, которую закинули под стол и забыли там. Кот мурлычет рядом. Двум одиноким людям, живущим в мире своих фантазий, не нужно много времени, чтобы обнаружить друг в друге то, чего нет на самом деле.
Вы ждали друг друга всю жизнь. Вы уже почти произнесли это. Кстати, у него было бы неплохое жилье, если бы… если бы из этого что-то получилось.
Я вспоминаю о черном кружевном белье. О розовой шелковой сорочке. Как только у меня появится возможность, я отправлюсь за ними наверх. Они могут мне пригодиться.
Как продвигается дело? Вы оживленно беседуете. Вернее, ты беседуешь, а он больше молчит. Возможно, один взгляд на ночную рубашку — и дело сдвинется с мертвой точки, но это будет попозже. Хотя, с другой стороны…
Я осторожно придвигаюсь к полке за моей спиной и вытаскиваю бутылку хереса. (Пусть думают, что это кто-то из них двоих достал бутылку.)
Вы так и думаете.
Ты ставишь на стол бокалы для вина и то, что ты приготовила, и говоришь, что разделишь свой ужин на две части. Это фаршированная индейка. Ты зажарила ее специально на Рождество. Конечно, он отказывается и просить тебя съесть все самой, но ты отвечаешь, что не можешь этого сделать ни в коем случае, и в конце концов индейка поделена.
Мне тоже хочется есть. Если бы ты была одна, я бы украла несколько кусочков, но индейки слишком мало и для вас двоих. Придется мне подкрепиться чем-нибудь другим.
Вы быстро пьянеете. Вам нужно мало для того, чтобы захмелеть. Ты почти никогда не пьешь спиртного, да и он, похоже, тоже. Мне кажется, ты хочешь напиться. Ты хочешь, чтобы что-то произошло, и я тоже этого хочу.
Улучив момент, я иногда делаю глоток из бокала. На голодный желудок херес пьянит еще быстрее. Я почти засыпаю под ваши монотонные разговоры.
Но ты уже поднимаешься наверх. Я выползаю из-под стола и поднимаюсь по лестнице следом за тобой. Я так же шатаюсь, как и ты. На самом деле я шатаюсь сильнее. Все втроем мы заходим к тебе в спальню. И кот тоже. Ты запираешь дверь на замок. Он спрашивает:
— Зачем?
— Не могу сказать… Я скажу тебе позже.
(Ты права, сейчас не время для разговоров обо мне.)
Прежде всего я вытаскиваю из шкафа нашу сексуальную сорочку, забираюсь под кровать и надеваю ее. Ее не так-то просто натянуть, согнувшись в три погибели. На несколько минут я теряю нить вашего разговора. Я причесываю волосы так, как носишь ты, откинув их со лба. Мне приходится делать это пальцами и без зеркала, поэтому я не уверена, что получилось хорошо. Я щиплю свои щеки и кусаю губы, чтобы они стали краснее.
Кот мурлычет.
Я нагибаюсь, чтобы посмотреть, что происходит. Ничего такого. Даже пьяный, он выглядит застенчивым. Неопытным. Не думаю, что он успел стать чьим-нибудь дедулей. (Ни у кого из нас нет родственников.)
Ты выглядишь так, будто сейчас отключишься. О, ты близка к этому. Сейчас самое время появиться мне.
Я выползаю из-под кровати и смотрюсь в зеркало. На голове беспорядок, но я хорошо выгляжу в этой шелковой ночнушке. Лучше, чем ты в красных брюках и полосатой рубашке. Гораздо лучше.
Я исполняю короткий эротический танец. И говорю:
— Она не Нора. Нора — это я. Я написала тебе эту записку.
Ты садишься. Ты притворялась, что сильно пьяна. Сейчас ты думаешь: «Теперь я вижу, кто ты! Теперь я тебя поймаю!» Но ты не поймаешь. Я поглаживаю кота. Многообещающе. Он мурлычет. Я тоже мурлычу. Соблазнительно.
Я вижу, как загораются его глаза. Сейчас что-то будет.
Я говорю:
— Я даже не знаю твоего имени.
— Уиллард.
Я выигрываю в его глазах по сравнению с тобой, потому что я спросила его имя, а ты нет. Ты говорила без умолку, но забыла поинтересоваться, как его зовут. Ты скатываешься на пол и прячешься под кровать. Ты выглядишь пристыженной и изумленной. Ты думаешь: «Как я вообще могла попасть в такую ситуацию и что делать сейчас?» Но я знаю, что делать. Я даю тебе пинка и пихаю в руки кота.
Уиллард слегка смущен. Но напряжен и весь в ожидании, еще сильнее, чем раньше. Ему нравится ночнушка, и он говорит об этом.
Я дарю ему многозначительный взгляд. Эти косматые брови с множеством седых волосков… Я помогаю ему снять рубашку. Мне не слишком нравится его грудь. Но у него красивый плоский живот (его живот понравился мне с самого начала, когда я впервые увидела его ковыляющим по улице). Я смотрю в его серо-зелено-карие глаза. Как насчет «Я люблю тебя»? И я спрашиваю его:
— Как насчет «Я люблю тебя»?
Это останавливает Уилларда. Я вовсе не хотела этого делать. Я хотела устроить Норе хорошее шоу. Конечно, еще слишком рано для подобного рода признаний.
— Я беру эти слова обратно, — говорю я.
Поздно. Он уже натягивает рубашку. (Это нарядная белая рубашка. Он даже надел запонки с гравировкой «WT»).[35]
Неужели все кончено? Я хватаю кота и выскакиваю из комнаты. Захлопываю дверь, закрываю ее на задвижку. Затем нагибаюсь и смотрю в замочную скважину. Мне хорошо видно почти всю кровать.
Посмотрите-ка, его руки… ни с того ни с сего… на ее теле, причем на правильных местах. Он знает, что делать. Может быть, он уже успел стать чьим-то дедушкой. А ты… ты испытываешь чувства, от которых выгибается спина.
Он говорит, что любит тебя. Сейчас он произносит это. Он не различает нас с тобой. Он полюбит все, что попадется на его пути.
Я добилась того, чего хотела… интересного представления для собственного развлечения…
На самом деле мне удается увидеть не много, только его спину и твою спину, затем его спину и опять твою. Пока мы все втроем не выдыхаемся.
Я иду вниз… Мне нравится носить эту сорочку. Я в ней такая гладкая и приятная на ощупь.
Я делаю себе сандвич с кокосовым маслом. После еды чувствую себя лучше. Все хорошо.
Я могу оставить тебе молоко и булочки. Принести их в спальню, пока вы спите, а затем снова запереть дверь. Но я не уверена, что щеколда удержит двух людей, которые действительно захотят выйти.
Я представляю, как бы вы жили со мной у меня на чердаке. Он выше, чем мы, ему бы там не понравилось. Я размышляю о твоей работе на заводе по производству мороженого: ты раскрываешь упаковки, чтобы положить в них брикеты. Я бы не была против такой работы. Сидишь и мечтаешь дни напролет. Я видела тебя. Ты редко говоришь с кем-то.
Я думаю о том, как бы ты смогла доказать, что ты — это ты. Ты пойдешь в полицию. Ты скажешь им, что ты — это ты, а они засмеются. Твоя одежда не похожа на ту, что ты обычно носишь. Они скажут, что женщина, которая живет здесь все это время, носит одежду серых тонов. Ты жила в своем замкнутом мире. Если бы у тебя были друзья, все было бы по-другому. Кроме того, я могу раскрывать упаковки для мороженого не хуже, чем ты. Приходилось делать это в прошлом, прежде чем я бросила все ради легкой жизни. Но я не буду жестокой. И никогда не была жестокой. Я позволю тебе жить на чердаке столько, сколько ты пожелаешь.
Твоя мечта — это Уиллард. Вернее, кое-что, что есть у Уилларда, в первую очередь его глаза. И конечно, эти изящные тонкие руки и большое золотое кольцо. Ты потом спросишь, откуда у него это кольцо.
Или одна из нас спросит.
Затем я слышу удары. И через некоторое время — звук ломающейся двери. Они открыли дверь. Она раскололась там, где была привинчена задвижка. Если бы я прикрутила ее посредине, а не сверху, дверь продержалась бы дольше.
К тому моменту, когда ломается дверь, я уже стою рядом, наблюдая. Они бегут вниз, не замечая меня.
Я смотрю в окно. Он быстро уходит, засовывая руку в рукав пальто, и это не тот рукав. В другой руке он сжимает брюки. Ему приходится поплотнее завернуться в свое длинное пальто. Чем ты так огорчила его?
Я открываю окно и кричу: «Уиллард!» — но он не слышит или не хочет слышать. Он пытается сбежать? От тебя или от меня?
Чем ты могла так напугать его? Все ведь было прекрасно, когда я ушла поесть. Может быть, его испугало то, что его заперли? Или ты велела ему убираться и никогда больше не приходить сюда, швырнув ему пальто и брюки? Или он думает, что ты — это я, и он влюбился в меня, несмотря на то что признался в любви тебе. Как и большинство мужчин, он не хочет брать на себя какие-либо обязательства.
А вот и ты, бежишь вслед за ним. В отличие от него, твое пальто надето правильно. Теперь ты кричишь «Уиллард!»
Ты никогда не сделала бы этого раньше. Ты изменилась. Тебе сейчас любой уступит дорогу. У тебя разъяренный вид. Твои глаза сверкают. В них — слезы. Люди отступят на край тротуара, чтобы дать тебе пройти. Я хотела бы, чтобы мы жили, как раньше, но ты начнешь расставлять ловушки. Я буду спотыкаться о проволоку. Падать с лестницы посреди ночи. Ты спрячешь все деньги. Ты поставишь замок на дверь, ведущую на чердак. Или забаррикадируешь ее шкафом. Никто и не узнает, что там есть дверь.
Я сделала тебя такой, какая ты сейчас, — настоящей. Но ты запрешь меня на чердаке вместе с твоей серой одеждой. С твоими старыми чемоданами. С твоей пылью и темнотой.
Я надеваю свою поношенную одежду, которая была на мне, когда я пришла сюда. Запаковываю сорочку и черное кружевное белье. Выгребаю мелочь из коробки для пуговиц. Я не трогаю твои тайные сбережения — стопку двадцатидолларовых купюр за батареей. Глажу кота. Оставляю кредитку и ключи на журнальном столике. И ухожу. Я ничего не краду.
